Статья: ПЕРСПЕКТИВЫ МЕДИАПОТРЕБЛЕНИЯ НА ЯКУТСКОМ ЯЗЫКЕ И РОЛЬ ГОСУДАРСТВЕННЫХ НАЦИОНАЛЬНЫХ СМИ В ФОРМИРОВАНИИ КОНТЕНТА В ЦИФРОВОЙ СРЕДЕ (2024)

При изучении практик добровольной помощи необходимо учитывать как мотивацию разных категорий волонтеров, так и особенности организаций, которые являются бенефициарами этой помощи. Исследование, представленное в настоящей статье, фокусируется на участии родителей в деятельности скаутской организации. На ресурсы, исходящие от родителей, рассчитывают разные формальные и неформальные детские организации и учреждения. Гипотеза настоящего исследования состояла в том, что установка на помощь со стороны родителей скаутскому отряду опирается на интеграционное замыкание, под которым понимается система значимых для них взаимоотношений внутри сообщества. Эмпирическая база исследовательского кейса скаутского отряда «Лесные коты» из Ижевска опирается на данные групповых интервью и опроса (n = 91). Тип мероприятий скаутского отряда (приключения, походы, соревнования) способствует вовлечению родителей и других членов семьи. Привлечение родителей к помощи во время мероприятий приводит к появлению устойчивого сообщества, в котором родители хорошо знают друг друга и детей. При поддержке членов сообщества потенциальные волонтеры переходят к проведению регулярных занятий с группами скаутов. По материалам опроса, родители демонстрируют типичную мотивацию относительно волонтерской работы с преобладанием ценностей причастности к общему делу и стремлением к деятельности, объединяющей семью. Трудности, о которых сообщают респонденты, связаны с ресурсными ограничениями: недостатком времени и неуверенностью в своих умениях и навыках. При этом родители, имеющие опыт добровольческой помощи, сообщили о сложившейся установке на взаимную поддержку внутри родительского сообщества.

В настоящей статье рассматриваются вопросы формирования агентности пожилых и молодых групп населения. В исследовании мы рассматриваем, как отличаются особенности проявления агентности двух групп населения в рамках подхода к лечению, отношения к ограничительным мерам и отношения к возможностям современной медицины в преодолении новой коронавирусной инфекции. Целью статьи выступает выявление отличий в формировании подобной агентности у двух групп населения и определение ее особенностей. Эмпирической базой исследования послужили полуструктурированные интервью с молодыми и пожилыми жителями Санкт-Петербурга. Всего было собрано 20 интервью с молодыми и пожилыми информантами. В рамках сравнительного исследования источников авторы подчеркивают, что в формировании агентности пожилых и молодых людей наблюдаются отличия, а также отмечают, что различные повседневные сюжеты по-разному способствуют проявлению агентности у молодых и пожилых. Исследование позволило сделать вывод, что для молодых людей важным было формирование агентности независимо от пандемийных ограничений и обладание свободой, позволяющей им не соблюдать подобные ограничения. Во время лечения заболевания молодые люди старались следовать проверенным траекториям и не искать возможные альтернативные пути в лечении, также пренебрегали поиском способов сделать лечение более эффективным, в отличие от пожилых людей, которые проявляли бо́льшую конформную агентность в соблюдении ограничительных мер, но при этом старались контролировать свое лечение и максимально проявлять проактивную позицию. В статье нами выделены и существенные отличия в понимании общего контекста пандемии и возможностей ее преодоления посредством развития сферы медицины и технологий.

Обозначены эволюционно-исторические и философские повороты в представлениях о конструкте «Я» в европейско-американской традиции. В Европе становление «Я» восходит к религиозной идее о душе. Р. Декарт был первым крупным мыслителем, который использовал конструкт «Я» альтернативой душе. Для Р. Декарта главным был вопрос о том, как «Я», будучи нематериальным, вписывается в материальный мир, управляемый механическими законами. Хотя Декарт заменил понятие души понятием «Я», унитарные представления о душе были перенесены на «Я». Идея единого (унитарного) «Я» постепенно уступила место идеям дифференцированного «Я» и его интеграции. Слово «Я» (self) вошло в обиход английского языка независимо от Р. Декарта. Считается, что оно появилось впервые как существительное около 1300 г. и имело негативные коннотации, следуя религиозной традиции смотреть на человека как источник грехов. Фундаментальные изменения в представлениях о «Я» произошли во второй половине XIX в. Провозглашался дифференцированный и множественный взгляд на «Я». Он кореным образом вступал в конфликт с религиозным пониманием души, которая полагалась неделимой. У. Джеймс показал, что у человека есть столько «Я», сколько есть людей, которые узнают его и носят его образ в своем сознании. В американской психологии выделяются и анализируются три влиятельных направления: бихевиоральное, когнитивное и гуманистическо-экзистенциальное. Показано, что теории «Я» создаются в европейско-американской психологии в разных и широких контекстах, под углом разных парадигм. Рассматриваются бихевиоральные, когнитивные, гуманистические и экзистенциальные модели «Я». Общей особенностью исследований «Я» является парадигмальная фрагментация. Предполагается, однако, что ее сменят интегративные (транспарадигмальные) теории «Я».

Формирование префигуративной культуры вызвано становлением цифрового общества, породившего потребность в передаче опыта электронных коммуникативных связей от младших к старшим по возрасту. Ускорение темпов социального развития приводит к тому, что адаптация к инновациям у старших поколений носит запаздывающий характер и связана с усвоением опыта и образцов поведения самого молодого поколения в культуре. Уменьшение значимости телесной организации в идентичности индивида происходит в виртуальной реальности. В Сети циркулируют чистые мысли в виде знаков, которые отличаются лишь формой и стилем. За экраном остаются реальные телесные характеристики. Но одновременно Сеть предполагает наличие особой телесности, виртуального образа, логика развития которого репрезентируется этапами симуляции, описывающими процесс отхода от оффлайн телесного образа индивида. Потеря целостности и стабильности телесной идентичности в виртуальной среде появляется не только в результате расхождения между сущим и желаемым, но и процессуальности желаемого. Нарушение стабильности телесной устойчивости наносят медицинские практики омоложения, поскольку в префигуративной культуре модно быть молодым. Угрозы человеческой телесности возникают в результате неспособности разграничения виртуальной и традиционной реальности, в переносе опыта конструирования желаемого телесного образа из Сети в действительность. Осознание угрозы существованию человеческой телесности способствует ее сохранению.

В представленной статье намечаются возможные пути рецепции философии Шопенгауэра в теоретических работах Малевича и проводится сравнительный анализ философских воззрений данных мыслителей по ряду ключевых вопросов. В свете многочисленных попыток обнаружить исток философских взглядов Малевича, предпринятых за последние два десятилетия в современном малевичеведении, подобное исследование представляется не только актуальным, но и новым, поскольку версия о влиянии Шопенгауэра до сих пор не получила в отечественных исследованиях достаточной разработки. Материалами для данного исследования послужили теоретические трактаты и программные статьи Малевича разных лет, а также его письма, записи и заметки. В качестве ведущего метода при подготовке исследования был выбран компаративистский метод, а также были использованы такие методы, как историко-философское обобщение и реконструкция. В первой части исследования автор, опираясь на анализ ряда писем и записок Малевича к М. О. Гершензону, а также на макеты первого выпуска журнала «Супремус» и переводы рукописей Малевича, подготовленные А. фон Ризеном для публикации в серии книг издательства «Баухауз», документально подтверждает версию о длительном влиянии философии Шопенгауэра на генезис теоретических взглядов Малевича в период с 1918 по 1927 г. Во второй части исследования, опираясь на результаты сравнительного анализа философских работ Малевича и Шопенгауэра, автор указывает на ряд проблемных сюжетов, таких как проблема взаимоотношения интуитивного и рационального познания, искусства и науки, воли и интеллекта, мистики и эстетики, в которых следы влияния Шопенгауэра на теоретические построения Малевича наиболее очевидны. В заключении на основании полученных результатов автором намечается ряд перспективных направлений для проведения дальнейших исследований по данной проблеме.

Целью данной работы является артикуляция структурных связей между расщепленным субъектом в рамках фрейдовского и лакановского психоанализа и децентрированным дискурсом в рамках (пост)структуралистского философствования на материале работ Деррида. Как психоанализ, так и проект Деррида оказываются особого рода не-регионалистскими (в смысле региональных онтологий) проектами, пытающимися артикулировать и продемонстрировать то, что упускается в классической метафизике присутствия. Как психоанализ, так и деконструкция направлены на то, чтобы вырвать у присутствия примат его трансцендентности, показать, что «центральный» элемент письма является эффектом самого этого письма, но не точкой референции, к которой это письмо якобы отсылает. Субъективность также оказывается не точкой самоналичия и самотождественности, а эффектом структуры. Субъективность обнаруживает себя в пространстве письма, а само письмо оказывается топосом субъективности. Обнаружить следы психоанализа в работах Деррида можно посредством сопоставления концепта différance Деррида и понятия последействия Фрейда: именно через особую трактовку темпоральности как прошлого, которое никогда не было настоящим, можно осуществить акт деконструкции как акт разрушения всякого акта (поскольку акт оказывается отнесенным к субъекту). Результатом работы является определенная рационализация différance, которое оказывается «сердцем» деконструкции у раннего Деррида, и такая рационализация осуществляется через сопоставление с функционированием последействия в структуре травмы. Субъект тем самым оказывается принципиально разорванным, и этот разрыв является конститутивным для субъективности как таковой, субъект обнаруживает в письме след себя самого, но никогда не может обрести полного, чистого самоналичия. Новизна данной работы заключается в том, что проработке этой структурной взаимосвязи на уровне понятий, как правило, не уделяют должного внимания; в данной работе предлагается такая интерпретация, которая прослеживает взаимосвязь между деконструкцией и психоанализом не в общем, а на уровне связи концептов différance и последействия (а также бессознательного вообще), что позволяет прояснить употребление этих понятий во взаимосвязи, а также проливает свет на смежные понятия субъекта и письма.

В статье излагается взгляд на релятивистскую составляющую психоаналитических концепций Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга. В данном контексте обращается внимание на изначально негативное, но при этом входящее в противоречие с базовыми установками данного направления отношение к релятивизму основателя психоанализа. Высказывая мнение, что постулирование наличия скрытой части психической системы значительно расширило область применения психиатрии и психологии и релятивизировало понимание «душевных расстройств», автор вместе с тем утверждает, что, оставаясь преданным ключевой позитивистской установке, Зигмунд Фрейд последовательно отвергал все прочие, кроме науки, методы познания, считая их спекулятивными и потому не заслуживающими доверия. Отношение Фрейда к релятивизации научной истины сравнивается в статье с позицией Юнга, который, последовательно преодолевая мировоззренческие рамки классического психоанализа, по мнению автора, стал тем, кто продолжил развитие идей его основателя в их естественном направлении. В частности, как глубоко релятивистская по духу автором характеризуется ключевая юнговская концепция коллективного бессознательного, поскольку принцип его действия - материализация автономного содержания в явлениях самого различного рода - фактически подразумевает такое мироустройство, в котором и роль человека, и его возможности весьма относительны. Автор также высказывает мысль о том, что принципы проявления коллективного бессознательного по Юнгу базируются на релятивистском понимании пространственно-временного фактора, тогда как акаузальный характер проявлений автономного содержания подразумевает деабсолютизацию представлений о времени и пространстве; на этой основе делается вывод о взаимопроникновении концептуальных установок аналитической психологии и релятивистской физики (теории относительности и квантовой механики).

В современной физике распространенным является утверждение о возникновении Вселенной из «ничто» («ничего»). Это непосредственным образом делает актуальным в философии не только интерпретацию проблемы происхождения Вселенной, но и проблему небытия. Мировоззренческая для физики проблема небытия требует решения, прежде всего, в самой философии. Ситуация в отечественной философии такова, что естественнонаучные способы решения проблемы предлагаются в двух крайних формах - категория небытия либо отрицается, либо рассматривается в значении «абсолютное небытие». Речь идет о диалектическом материализме в традиционной форме и «философии небытия», в которых под субстанцией понимаются соответственно материя и «абсолютное небытие». Эти подходы используют диалектическую методологию, поэтому являются альтернативными друг для друга. Отсутствие обоснованного философского решения проблемы отражается на физическом уровне понимания. Отмечается существование в физике искаженного понимания смысла категории небытия, что проявляется в некорректном использовании категорий «ничто» и «ничего». Выявляется физическая интерпретация категории небытия, которая говорит о неправомерности претензий «философии небытия» на легитимизацию своей концепции физическими представлениями. Указывается, что категория «абсолютное небытие» в физической картине мира не имеет смысла. Констатируется существование в «философии небытия» категориальной избыточности и, как следствие, путаницы при осмыслении категории небытия. Делается вывод о необходимости адекватного диалектико-материалистического решения философской проблемы небытия, что требует ее пересмотра. Темой дальнейших исследований может стать поиск общепринятого онтологического определения материи, без которого решение проблемы небытия не может быть законченным.

В статье рассматривается вопрос о смысле бытия как процесса восстановления всеединства мира и роли человека в этом процессе. Миссия человека, по мысли русских религиозных философов «серебряного века», заключается в организации жизни таким образом, чтобы обеспечить собирание мира в единую, цельную социальную систему. Именно человек является проводником идеи всеединства в природном мире. Такое духовное преобразование мира под руководством человека должно достигаться в результате органического субъектно-объективного или духовно-материального единения всего миропорядка. В статье рассмотрен закон всеединства как единство всего сущего, особая модель построения мира. Всеединство есть принцип тождества двух миров (божественного и природного). Воплощение Божества в человечество входит в общий план мироздания. Цивилизационный процесс направлен на достижение всеединства. Показаны этапы исторического развития. Исторический процесс рассматривается как процесс теогонический. Для восстановления внутреннего единства человек должен пройти все этапы религиозного развития, которые представляют три эпохи теогонического процесса, соответствующие трем эпохам мирового процесса. Иерархическая структура человека отражает все ступени космического бытия. Человек представляет микрокосмос, связанный с макрокосмосом. Трансцендентное средоточение человеческого бытия есть Бог, таким образом, человек творит историю, реализуя замысел Бога. Методом достижения всеединства во всех сферах деятельности человек является устремленность к достижению высшего нравственного состояния человека и общества.

Проанализирована полемика между Н. Г. Чернышевским и М. Н. Катковым о статье П. Д. Юркевича «Из науки о человеческом духе». В частности, анализируются статьи М. Н. Каткова «Старые боги и новые боги» и «По поводу “полемических красот” в “Современнике”», опубликованные в «Русском вестнике», и работа Н. Г. Чернышевского «Полемические красоты», опубликованная в «Современнике». Отмечено, что по форме спор похож скорее на перебранку, чем на научную дискуссию, но содержательно в ходе спора Н. Г. Чернышевского и М. Н. Каткова были выражены философские основания разногласий между теорией школы Чернышевского и взглядами М. Н. Каткова и П. Д. Юркевича. Указывается, что принцип партийности философии не сводится к разделению мыслителей только на материалистов и идеалистов в онтологии, но также гласит о гносеологическом различии между монизмом и дуализмом. Дискуссия между М. Н. Катковым и Н. Г. Чернышевским рассматривается как особенное, в котором отражается всеобщее. Другими словами, в эпизодическом споре между мыслителями выражена основная суть всей дискуссии 1860-х гг. об антропологическом принципе. Начертаны возможные пути преодоления ситуации, в которой под видом диалога ведется два несвязанных друг с другом монолога. Намечены перспективы налаживания философского диалога между представителями разных философских школ, разных точек зрения на фундаментальные вопросы онтологии и теории познания. Отмечено, что в XIX в. в России материализм как философское учение был менее разработан, чем идеализм, представленный немецкими классиками, в связи с чем могла возникать недооценка этого учения оппонентами.