ГУМАНИТАРНЫЕ ВЕДОМОСТИ ТГПУ ИМ. Л.Н. ТОЛСТОГО

Целью статьи является прояснение философско-антропологического принципа двойственности Ф. М. Достоевского, который, на наш взгляд, фундаментален для антропологии последнего. А также демонстрация рецепции его идей в творчестве японских писателей ХХ века. Новизна статьи заключается в том, что автор, обращаясь к теме, в непреходящей актуальности которой не возникает сомнений, дает новую трактовку двойственности человека у Ф. М. Достоевского, а также доказывает, что выбранные японские писатели продолжили развитие данной идеи в своих произведениях. В результате были сформулированы основные выводы исследования, которые состоят в том, что для Ф. М. Достоевского человек есть существо двойственное, ведь будучи единственным воображающим существом, он посредством грезения удваивает реальность и живет не среди того, что существует, а среди того, что дано. Данная трактовка двойственности человеческой природы нашла свое отражение в творчестве японских писателей.
Актуальность исследования. На протяжении всей истории существования философии как таковой человек был одним из главных «предметов познания». Одним из самых глубоких и значимых исследователей человека, безусловно, является великий русский писатель и мыслитель Ф. М. Достоевский. Обратившись именно к его творчеству, в котором фундируется понимание человека как самого важного объекта рефлексии, мы получим возможность оградить человека от опасностей радикальных трансформаций в сфере поиска новых цифровых самоидентификаций. Ведь человек впервые на протяжении всей истории своего существования столкнулся с угрозой быть вытесненным практически со всех позиций, которые искони ему принадлежали. Реализация поставленной цели потребовала решения следующих задач:
 проанализировать понимание двойственной природы человека в творчестве Ф. М. Достоевского, которое отличается от классического для философии;
 выявить антропологические последствия раздвоения человека;
 сравнить понимание человека у Ф. М. Достоевского, Ю. Миссимы, К. Абэ, установив взаимосвязь между ними;
 выявить философско-антропологическую проблематику в русской и японской литературной мысли;

В данной статье представлен один из аспектов анализа нового понятия материи, введённого александрийским учёным неоплатоником и видным христианским писателем Иоанном Филопоном (VI век н. э.) в трактате De aeternitate mundi contra Proclum (ок. 529 года). Цель общего анализа понятия материи: выявить те конкретные физические спецификации, которыми наделяется первоматерия у Филопона, и сопоставить их с классическим понятием о materia prima, имевшем употребление в ортодоксальных подразделениях позднеантичного неоплатонизма (в первую очередь в его прокловском изводе). Автор показывает, что новая концепция материи сопряжена с рядом нетривиальных определённостей – а именно таким образом, что первая материя более не является абсолютно неопределённым подлежащим всего физически сущего: её неопределённость существенно ограничена. В частности, материя больше не является абсолютной потенциальностью – что в известной степени означает разрыв с аристотелевской традицией, как в физике, так и в метафизике. Этот аспект концепции Филопона был весьма мало освящён, если был вообще, в зарубежных исследованиях, отечественные же исследования малочисленны и обращаются к теме материи Филопона лишь в общем. Наряду с осуществлением этой общей задачи в статье также проясняется точная иерархическая структура физической реальности, индуцированная по-новому разработанной концепцией материи. Переопределение такого фундаментального понятия, как первоматерия, не является одной лишь отвлечённой абстракцией, но имеет существенные следствия для структуры физического мира, детали которой проясняются в ходе текстологического исследования.

С целью анализа эффективности индивидуальных мер цифровой гигиены учащихся высших учебных заведений, а также предложения и теоретического обоснования предложений по первичной профилактике психосоциальной дезадаптации человека вследствие влияния негативных факторов медиасферы проведено исследование. Новизна статьи заключается в выявлении основных тенденций в предпочтении способов ограничения негативного влияния медиаконтента среди представителей различных поколений учащейся молодежи. Среди основных факторов, влияющих на различие в паттернах взаимодействия с новостным контентом, предположительно, лидирует особенность социального самосознания «постсоветского человека», принадлежащего поколению 1990-х. В результате, на основании полученных данных разработаны предварительные рекомендации по мерам индивидуальной цифровой гигиены в сфере новостного контента у молодых людей. Междисциплинарный подход к исследуемой проблеме предполагает комплексное рассмотрение основных вопросов с точки зрения философии, гигиены, антропоэкологии.

Цель данного исследования – попытка визуализировать ценностную топографию (ценностный ландшафт) мира виртуального/цифрового, мира без «центра притяжения», а посему децентрирующего привычные ценностные иерархии. Научная новизна работы заключается в том, что нами предложена новая «оптика», позволяющая представить ценности как феномен анаморфического порядка. В качестве своеобразной методологической метафоры (инструмента) нами была использована картина «Послы» Ганса Гольбейна-младшего с ее допустимым двухактным композиционным решением, дающим возможность рассмотреть ее (а также ценности/смыслы) последовательно в двух измерениях. Первый акт возможен как модель интерпретации мира классических ценностных иерархий, второй же, в свою очередь, анаморфически трансформирующий точку взгляда, перемещает нас в сферу ценностей «неклассических», инфицированных постмодернистской культурой – ценностей, существующих в своем неконститутивном виде в мире цифры. В результате были сделаны следующие выводы: традиционный тип морали формирует индивидуальную этику, декларирующую негативный, «запретительный» образ человека самоограничивающего. В традиционном обществе ценности констатируются в своей прямолинейности и иерархичности, в то время как в обществе постмодерна они выступают в качестве текучих, избегающих любых детерминаций, констатаций (стигматизаций) – и виртуальное пространство не освобождает от ответственности, как это может показаться на первый взгляд, напротив, оно усиливает степень ответственности, подчеркивая ее направленность на человека. Анаморфическое пространство цифрового мира усугубляет вовлеченность субъекта в топологическую игру (за обретение собственной пространственности), синонимичную игре с Ничто, что делает допустимым рассмотрение Я в качестве иррационального, ничем не детерминированного продукта игры.

В данной статье особое внимание обращено именно на то, какое место в современной религии и культуре занимает медитация, как это понятие менялось во времени и какие медитативные практики используются до сегодняшнего дня. Мы постарались ответить на сложный философский вопрос, как медитация или другие явления, проявляются во всех существующих религиях. На «Западе» слово «медитация» стоит в одном ряду с такими явлениями, как рефлексия, возможно, планирование, а вот во втором случае, в восточной культуре, – предполагает собой процесс «просветления». Целью восточных медитаций стало получение нового опыта, ранее не свойственного человеку. Не только понятие медитации сохранилось в религиях, но и техники, некоторые в совсем неизменном варианте. Важно, что названия во всех религиях у медитаций совершенно разное. В православии упоминание медитаций есть в практике «умного делания», в буддизме и йоге много пересечений с практикой медитаций. Медитация в буддизме является одним из главных методов контроля над умом и умение сосредоточиться на определённых идеях. Важный навык концентрации на определенных объектах и очищение разума от потока сознания открывает человеку путь к преодолению всех основных проблем существования. Стоит отметить, что медитация, хоть и зародилась как религиозное явление, в современной жизни она заняла особую роль некой технологии, которая ведет к позитивным изменениям и усовершенствованиям. Медитация по-прежнему уникальное явление, прошедшее сквозь века, но так и до сих пор с трудом поддающееся какому-либо анализу.

Целью статьи является проведение систематического анализа основных категорий учения немецкого философа и правоведа Карла Шмитта о богословских истоках политико-правовой науки. В рамках исследования для интерпретации привлекаются теоретические изыскания некоторых важных европейских политических мыслителей XX века. В качестве средства для интерпретации шмиттовской доктрины выступают идеи современного итальянского мыслителя Джорджо Агамбена, который развивает идеи Шмитта о суверенной власти и чрезвычайности в своем обширном проекте Homo sacer. Новизна статьи заключается в формировании системы представлений об основных категориях политической теологии в свете интеллектуальных проектов Шмитта и Агамбена. В результате были сформулированы выводы об эсхатологической сущности политической теологии, о бинарной природе суверенитета, мессианическом значении суверена и его решения, установлена взаимосвязь с геополитической концепцией номоса Земли.

В статье рассматривается проблема применения канона чистого разума к этике как сфере практического знания и обоснование Кантом реальности феномена нравственной метафизики. Под каноном разума Кант понимает совокупность априорных принципов, способствующих правильному применению познавательных способностей. В «Критике чистого разума» он устанавливает, что всякое синтетическое познание чистого разума в его спекулятивном применении совершенно невозможно. Это означает, что невозможен также и канон спекулятивного применения чистого разума. Кант полагает, что этот канон возможен только в отношении практического, а не спекулятивного познания. В статье ставится задача раскрыть основные принципы практического применения канона чистого разума, определяющие реальность метафизики нравственности. Это: 1) обоснование императивов и постулатов нравственности как априорных синтетических суждений, расширяющих наше знание, подобно суждениям математики и естествознания и 2) определение статуса категорического императива как морального закона, выражающего всеобщую необходимость, подобно законам природы. В статье показано, что априорно-синтетический язык этических суждений отражает соответствующую метафизическую структуру нравственной реальности, скрывающуюся за «чистым» этическим знанием. Эта реальность не сводится только к императиву долга и всеобщему моральному закону. Она включает в себя своеобразную моральную онтологию, выступающую в виде «царства целей», как умопостигаемого мира разумных существ (mundus intelligibilis). В статье обсуждается проблема взаимосвязи «царства целей» и «царства природы» в плане соединения теоретической и практической способностей разума. Связующим звеном выступает при этом «царство прекрасного», которое Кант определяет, как «символ нравственного добра». В статье развивается мысль, что «чистая этика» вплотную соприкасается здесь с эстетикой целесообразности бытия, а всеобщая способность суждения пересекается с моральным долженствованием. В заключительной части статьи рассматриваются постулаты чистого разума (бессмертия души, свободы воли и бытия Бога) и их морально практическое преобразование через этико-теологический синтез.